Талант от Бога
Ростислав Филиппов: поэт и время
Иному читателю, из тех что помоложе, уже сегодня нужно пояснять: Ростислав Филиппов – величина, много значащая в иркутской, в сибирской, в российской литературе, замечательный поэт, удивительный человек… Его современники – иное дело, им ничего объяснять не надо, и многие из них показали, что память о Ростиславе Владимировиче жива и хранит немало любопытного, ценного, что раскрывает его и как литератора, и общественного деятеля, и как человека – к тому же личность далеко не заурядную.
Но для читателя все же напомним. Талантливый литератор, поэт, Ростислав Филиппов окончил МГУ, после чего работал в Чите, долгое время был секретарем читинской писательской организации, а потом 25 лет жил и работал в Иркутске – был главным редактором в Восточно-Сибирском книжном издательстве, возглавлял писательскую организацию, затем журналистскую, и все это время писал стихи…
Как сказала министр культуры и архивов Вера Кутищева, вспоминая Ростислава Владимировича, мы говорим о нем прежде всего как о поэте. И приходят на память написанные им строчки и строфы, особенно запавшие душу говорящего. Иногда – хрестоматийно точные, афористичные, иногда просто милые, или шутливые, юморные, занозистые, - но запомнившиеся.
Какие-то его стихи вошли в недавно изданную Антологию иркутской поэзии, да и в журналах они есть, и несколько поэтических книжек вышло при жизни поэта. Так что стихи живы, - был бы читатель.
Но на этот раз случай все же иной. Поводом для нынешнего собрания широкого круга его друзей стал выход в свет книги воспоминаний о нем. Названа она так: «Душа улыбается…» А подзаголовок – «Ростислав Филиппов: поэт и время». Инициатор, составитель и редактор книги – вдова писателя Вера Сергеевна Филиппова; к допечатной подготовке материала причастен и внук писателя Дмитрий, и низкий им за это поклон. Число авторов мемуаров – без малого три десятка человек из круга тех, кто знал, вместе работал, дружил или приятельствовал с героем этих воспоминаний. И конечно, говорят о нем не только как о поэте – но и как о человеке, впитавшем и отразившем свое время, со всеми его трагедиями и застоями, метаниями и переменами, заблуждениями и прозрениями.
Эта небольшая книга вместила горячую искренность всех тех, кто написал свои воспоминания об этом неординарном человеке. Так начал представление книги ведущий презентации иркутский писатель, историк, краевед Иван Козлов.
В качестве посыла - небольшой документальный видеофильм о Филиппове, снятый, естественно, при жизни. Филиппов – в Листвянке, на берегу Байкала, слегка приглушенным голосом размышляет о поэзии:
-Поэзия всегда существовала и будет существовать, ее нельзя уничтожить или запретить никакими указаниями президента, губернатора или кого бы то ни было.
И читает стихи о ней, о той силе, что помогала ему держаться на плаву:
Когда в печи твоей румяной
Смеясь, сжигал за годом год
О юность! - Верил я упрямо:
Меня поэзия спасет…
Когда лирических колосьев
В душе случался недород,
Я верить все равно не бросил:
Меня поэзия спасет!
Когда терял жену и друга,
Когда горел мой алый флот,
Я все равно упрямо думал:
Меня поэзия спасет…
Но не спасла. И не спасала.
Другие у нее дела.
Спасибо, что не оставляла,
Поддерживала, как могла.
Поддержание человеческого духа – вот, по Филиппову, назначение поэзии. И это уже немало. Хотя может быть и такое, что кого-то она – спасала!
-Вспоминается 65-й год, тот читинский семинар, когда родилась знаменитая «иркутская стенка», - откуда вышли и Геннадий Машкин, и Вячеслав Шугаев, и Валентин Распутин, и Александр Вампилов. Эти имена и по сей день оказывают влияние на нашу литературу и культуру, - говорит Иван Козлов.
Редактор Лина Иоффе подхватывает тему:
-В 65-м году был семинар, а мы познакомились с Филипповым еще раньше, в 64-м. Я тогда работала в Иркутском издательстве, и нас ни с того ни с сего объединили с Читой. Наше книжное издательство стало Восточно-Сибирским. Филиппов был тогда молодым поэтом – и вот он появился у нас, в свитере крупной вязки, высокий, симпатичный.
В книжке – целый пласт, большой временной отрезок с 60-х годов до «нулевых», и далее, до нынешнего дня, – все вмещает эта книга.
…Слава любил петь и аккомпанировал себе на гитаре, вспоминает Лина Викторовна Иоффе. И как он пел! Мы, наслушавшись его песен, уходили окрыленные, исцеленные, с новыми силами. Вся его интонация уходила в наши души. А для него-то это было не так просто – он оставался выжатый, потому что отдавал песне всего себя. Булат Шалвович Окуджава как-то был в Иркутске, послушал его и говорит: ты лучше меня поешь. У Славы в репертуаре была любимая песня Булата, где говорится: «Наша судьба – то гульба, то пальба…» Все это было в его судьбе, и гульба, и пальба, пусть не в прямом смысле, но было… Но как гульба 60-х отличалась от гульбы, скажем, 90-х!
В своем устном выступлении и в воспоминаниях, вошедших в общую книгу, Лина Викторовна рассказывает о годах работы Филиппова главным редактором книжного издательства, о его секретарстве в писательской организации, о подступившей болезни. О том, как Ростислав Владимирович попросил ее быть редактором его книги «Красная сотня»:
«…Я принесла домой объемистую папку с его стихами и пережила одно из самых больших своих жизненных потрясений. Я плакала в телефонную трубку, говоря ему об этом. Во всей глубине и полноте открылся высочайший уровень его внутреннего духовного мира, это было удивительное слово мастера, долго молчавшего. Перед этим словом навсегда отступали, сходили на нет непонимание и отчужденность, порой возникавшие в прошлом. Была только тихая нежность к бледному, исхудавшему, но все же самому неповторимому Славе Филиппову, что покорил всех еще в читинские времена, талантливому, поцелованному Богом русскому поэту, измученному от жестоких болезней, не только собственных, но и болезней века, в котором выпало ему летать «на неподъемных крылах».
Точные слова о нем принадлежат архиепископу Иркутскому и Ангарскому Вадиму, с которым Ростислава Филиппова связывали годы общения и высокой, духовно наполненной дружбы:
«Он не был человеком самовлюбленным, который забронзовел. Он всегда копался в себе, но это не то же, что самоедство, - это скорее проверка всех ценностей.
Хорошая попытка – собрать и запечатлеть воспоминания о нем. Потому что с течением времени, к сожалению, уходят те люди, кто его знал. И зря говорят, что история рассудит, наоборот, как раз многое забудется и канет без живых свидетелей. Для восприятия стихов Ростислава нужно знать его как человека. А то, что он был неповторимой личностью, светоносной по сути, - это факт. И в то же время наделенный таким талантом, о котором говорят: от Бога».
Да, каждый из пишущих рассказывает не только о Славе (так его называет большинство авторов), но и о себе, своих взаимоотношениях с ним, своем восприятии этого человека. Словом, о времени и о себе, а также «о подвигах, о доблестях, о Славе…» Берешь книжку в руки с целью полистать – и застреваешь в ней, потому что хочется прочесть и того, и другого, и третьего, - и так до конца.
-Мы не были такими уж друзьями, отношения порой бывали даже сложными, но знаю по себе и утверждаю: Филиппов никогда не помнил и не делал зла, - вспоминает Бутаков. – Ни-ког-да.
На презентации было еще немало интересных и дельных выступлений, немало было сказано проникновенных, продуманных и прочувствованных слов. Снова и снова - о том, каким он был поэтом и человеком, и как слово в нем и всей его судьбе не расходилось с делом. Как точно мог он подметить удачу или промах, как беззлобно он умел шутить и острить, как глубоко переживал драматизм всей нашей и своей жизни…
«Иногда в каком-нибудь редакционном разговоре от него можно было услышать фразу, которая
…Я наугад раскрыла книгу и прочитала стихотворение, которое цитировал в своих воспоминаниях артист драмтеатра Виталий Сидорченко:
Какой ни есть, мы все-таки народ.
Ну, не народ. Но все-таки не сброд.
Ну, ладно, сброд. Но все-таки живет
Средь нас хотя б один такой калека,
Который хочет возвести в себе
Высокий храм, достойный человека.
Любовь Сухаревская, «Байкальские вести»