​

 

*  *  *

 

По морю рыбы плывут косяком,

По небу звезды бредут босиком.

 

Тропы земные и тверже, и суше -

Век свой иду, спотыкаясь, по суше.

 

Песню пою, бормочу ли стихи я,

Манит меня и пугает стихия -

 

Небо, где Рыбы плывут косяком,

Море, где звезды стоят босиком.

 

Перетекая из пены в волну,

Воздух хватаю, иду в глубину,

 

Ты ль с головой накрываешь, вода?

Ты ли, мигая, мне светишь, звезда -

 

В море, где рыбы стоят косяком,

В небе, где ходят стада босиком?

 

Зелень морская тонка, как слюда.

Канешь в нее - пропадешь без следа.

 

Исповедимы ли наши пути?

Сколько проплыть, пролететь и пройти

 

По морю, посуху - вслед за Христом,

Как по лучу - босиком, босиком…

 

​

*  *  *

 

Что там за голос такой неусыпный,

Чей это горн?

Кто там в лазури небесной рассыпал

Белый поп-корн?

 

Кто это облаком застит кудлатым

Юг и восток?

Кто в нас вселяет, большой и крылатый,

Страх и восторг?

 

Судьбы, как камушки, перебирает,

Взявши в персты…

Кто там рассеянно нами играет?

Господи,

        Ты?!

​

 

*  *  *

 

Все, что хотели Адам и Ева, -

Так это страсть утолить у древа.

 

Едва ли грела их перспектива

Увидеть плод своего порыва.

 

Но род людской оказался прочен -

Умен, сметлив и порой порочен,

 

А то и талантлив, и гениален!

А в общем и целом - не идеален.

 

Но если б знали они, что дальше!

В леса все дальше - все больше фальши,

 

И те, кем нынче ветвится древо,

Как колбасу, набивают чрево.

 

Они катаются в лимузинах,

Они скитаются в магазинах,

 

Точнее, в маркетах или шопах,

Они и в азиях, и в европах

 

С утра в себя наливают пиво

И с этим думают жить счастливо,

 

А вместо голов у них - только чресла,

Которые

        не вмещаются

                     в кресла…

 

Но есть одна закавыка, братцы,

И невозможно с ней разобраться, -

 

Ее стихия - то фарс, то драма -

Любовь! - весьма капризная дама!

 

Ведь все, что хотели Адам и Ева,

Случилось не без ее напева…

​

 

*  *  *

 

Лебедь ли кружится, гусь ли?

Волк это рыщет ли, рысь ли?

Ах, растрезвонились гусли,

Ах, распечалились мысли. 

 

В этом обыденном русле

Катишься, черен ли, рус ли.

Девка идет в коромысле -

В радуге ведра повисли.

 

Катишься, мечешься всуе -

То в коромысле, то в сбруе.

Тащишь свой крест или воз ли -

Где-то бессмертия возле.

 

Но обольщаться не смея,

Евы, Адама и змея

Ты не бессмертнее, право, -

Нет на бессмертие права!

 

Ах, расскажите, с чего бы

Кто-то таращится в оба?

Что ему на душу ляжет -

Смертный бессмертному скажет.

 

Звонче играйте вы, гусли!

Чтобы глаза не прокисли,

Кушайте, девочки, мюсли -

Будут прозрачными мысли.

​

 

*  *  *

​

Мы молча пьем, мы с летом заодно -

Дрожит в руке мускатное вино,

Притихший вечер вышел прогуляться,

 

И обнажившись, тиной пахнет дно,

И тонкий дождик нам твердит одно -

Свое "кап-кап", и лезет целоваться.

 

Сегодня сердцу нужен этот фон,

И музыкант, впиваясь в саксофон,

Выводит нам какой-то блюз прощальный…

 

И пара чаек прокричала в тон,

Что в тяге к горизонту есть резон,

А у любви всегда исход летальный.

 

Мы снова этим ужасом больны,

Когда напева нет, но две струны

Еще звенят, томясь от разнобоя,

 

И режет слух отсутствие вины,

И только шелест маленькой волны

Напоминает музыку прибоя.

 

Еще чуть-чуть, и кто-то скажет "пфе",

Но мы сидим - нам нравится в кафе

Кофейных зерен дух у стойки бара,

 

Где два швейцара в темных галифе,

Где два "люблю" стоят в одной строфе,

И все слова имеют форму шара…

​

 

ВЗРОСЛЫЕ ДЕТИ

​

                                            Детям и внучке         

 

…Опомнишься в автобусе, на летном поле,

Когда в небе твой след еще не остыл,

Но уже чувствуешь, что из своей неволи

Ты вырвался, собравши остатки сил.

 

И вокзал со словом "Москва", и слезами

Радости захлебывается материнский голод,

И незнакомая девочка с родными глазами

Встречает тебя у выхода в город.

 

И речи земные, и дела земные,

Такие милые: розы! такси! дождика душ…

Мы мчимся домой, где глаза родные

Скажут: вот дочка моя… Вот - муж…

 

И будешь купаться в любви и ласке,

Целый месяц, отмерянный для любви!

Дитя баюкать, придумывать сказки,

Слушать, как для нее поют соловьи,

 

И так, лопоча по-франко-якутски

И ответный лепет жадно ловя,

Все чаще задумываться об Иркутске,

Где второе сердце, второе дитя…

 

И снова - ужас под небесами.

Рассвет на востоке румян и молод…

И незнакомая девочка с родными глазами

Встречает тебя у выхода в город…  

 

​

*  *  *

 

Сидит ворон на суку,

Говорит: ку-ку, ку-ку!

 

Это что еще за дело?

Каркать птице надоело!

 

Каркать, кликать стаю бед -

Черных ос, собачий бред!

 

И трясет он головой,

Серый ворон вековой:

 

-Не скажу я с этих пор

Ни гу-гу про "nevermore"!
 

Знаешь, сколько на веку

Жить тебе? Ку-ку! Ку-ку!

 

Прокричал и замолчал,

Может, даже заскучал…

 

Но услышал этот звук

Старый мельник, малый внук,

 

Да невестка, да жена,

Да лешак, да сатана…

 

Стали пальцы загибать:

-Раз, два, три… А где опять?

 

Пусть хоть сколько будет бед,

Но прожить хотим сто лет!

 

Ах ты, ворон-воронок!

Ты глупее всех сорок,

 

Легкомысленней кукушки!

Выдрать перья на подушки!

 

Старый ворон посрамлен,

Улетел за дальний клен,

 

Из дупла глядит в окно -

На душе его темно…

 

Так и чахнет одиноко.

Трудно жить с душой пророка!

​

 

 

Снег в Иркутске

​

А снег с утра размашисто шел, как по степи - пожар,

И мир трепетал, словно белый шелк падал на тротуар.

 

И долго, крыльями хлопая, хлопьев его мотыльки 

Беззвучно кружились в воздухе от города до реки.

 

И люди, слегка растерянно, будто впервые - так,

Запутывались во времени и замедляли шаг.

 

Кто-то смеялся весело: да это же снег, зима!

Подумаешь, эка невидаль - снежная кутерьма!

 

А снег ничего не слышал, он песню свою молчал,

Как будто, расставшись с небом, землю собой привечал,

 

То робко топтался возле, то снова пускался в путь,

Алмазной свежестью воздуха мне разрывая грудь.

​

 

*  *  *

 

На скоротечность времени не сетуй -

Что молодость, мелькнув, уходит в Лету,

Что зрелость перезрела, значит - стар…

 

Ну, разве стар? Звезда твоя - в зените.

Друзья мои, Харона не гневите -

Не принимайте скепсис за угар.

 

Моя душа, твоей душе подруга,

Куда глупей: она не сходит с круга,

Она, как белка, скачет в колесе,

 

Она не хочет золота заката,

Не признает законов сопромата

И все бежит по взлетной полосе…

 

И только в час наедине с собою,

Как глас судьбы или напор прибоя,

Как рок, неотвратима и темна,

 

Она придет – глобальная разлука,

Смертельна, как мелодия дудука,

И ты поймешь: проиграна война!

 

Тогда спиною дрожь тысячелетий

Ты ощутишь, уйдя от междометий,

Теряя голос, ломкий, как стекло,

 

И все яснее понимая это:

Что жить осталось, может, до рассвета -

Водой сквозь пальцы

                    время

                        истекло!

​

 

*  *  *

​

"Поэтесса", "поэтесса"…

Ах, как вычурно звучит!

Тесто слабого замеса?

Или так, для политеса -

Поэтесса ли, пиит?

 

Не "пиит", не "поэтесса"!

И пройдет хоть сколько лет -

Есть хоть капля интереса,

Слово есть - не слов завеса -

Значит, есть и ты, поэт!

 

Слово есть, не слов туманы,

Поле есть и есть борьба,

Сердце, и на сердце раны,

Доля и ее изъяны -

Значит, есть и ты, Судьба!

​

 

*  *  *

​

Расскажи-ка ты мне у ночного огня,

Расскажи-ка ты мне, как ты жил без меня?

Как ты жил? Без меня?

Как - ты жил?!!

 

Ну а я?.. Что же я… Я искромсана в кровь,

Мне всю душу напалмом спалила любовь,

Или то испытание было на пыл

Божьих жил -

 

Что там - клюквенный сок иль морская вода?

Иль вино молодое, иль в луже звезда?

Иль бушует смертельно опасный огонь -

Только тронь?!

 

Как ты жил без меня, как ты дальше живешь?

С кем мурцовку хлебаешь, с кем песни поешь?

С кем сидишь – в тишине, у ночного огня -

Без меня?

​

 

ДРУГОЕ

 

Я нежно отношусь к своей подруге.

До нее рукой подать -

Но мы редко общаемся:

Она живет в другом квартале.

 

Обожаю младшую дочь,

Но вижусь с ней лишь по выходным -

Она живет на другом берегу

Зеленой

Реки.

 

Постоянно думаю

О своем друге -

Но он живет

В другом

Городе

И смотрит в другие

Глаза.

 

С ума схожу от любви

К своей

Старшенькой -

Но она живет на другом

Континенте

И дотягивается до меня

Только голосом.

 

Сгораю,

А может, уже сгорела,

От тоски по тебе,

Любимый, -

Но ты живешь на другом

Краю

Материка.

 

Недавно шевельнулось

Незнакомое еще

Чувство

К давнему

Знакомому -

Но он живет

В какой-то другой

Вселенной…

 

Так и получается:

Люблю!

Весь!

Мир!

​

 

*  *  *

​

Для кого так стараешься, лето?

Разнотравьем расцвечена даль,

Ароматом и солнцем согрета

Непонятная сердцу печаль.

 

Для кого так стараешься, осень?

Я и так по аллеям бреду.

Среди золота – яркая просинь

Осеняет деревья в саду.

 

Для кого? - если милый далеко,

И гнездо покидают птенцы.

По-осеннему стынет протока

И сияют за нею гольцы…

 

Я спешу – к Ангаре ли, к Байкалу -

Чтоб томиться его красотой,

Где лазурь и пруток краснотала,

И березовый лист золотой,

 

Где прозрачно, как грань аметиста,

Расплескался громадный кристалл –

Это дорого, нежно, лучисто

Ты меня принимаешь, Байкал… 

 

Багрецом полыхает осина,

Ветерком освежает волна…

И прохладна, и невыносима

Одиночества злая страна.

​

​

Асе

 

Что там судьба хотела

                с нами? какое дело

Исподволь затевала?

               замысел то был чей?

Выкрутить – нет, не тело –

                 сердце, чтобы терпело,

Душу, чтобы запела

                о тебе, свет очей!

 

 

Тучищей налетела,

               краешком нас задела,

Выплакалась, зарделась,

                  вся утекла в ручей…

С нею и я – за дело! -

               плакала, как хотела:

Молодость пролетела -

                не подобрать ключей…

 

 

Неужели, Господи, есть Тебе дело

             до

                таких

                      мелочей?!

 

 

              

 

 

*  *  *

                        Марине Свининой    

​

Когда б мы знали, на какие соры

направлен будет глаз и объектив, -

какие у миров раскрыты шторы

для тех, кто и не глуп, и не ленив,

 

и как они увидятся чудесно -

сухая ветка, в трещинках земля,

и ржавчина окажется прелестной,

и ангелов напомнят тополя...

 

Когда бы мы знали то! - какие шоры

упали б с глаз и освежили взоры! 

​

 

*  *  *

 

 

                                    А.М.       

​

Ты подарил мне белую тетрадь -

Чтоб я могла стихи не рифмовать,

 

Чтоб я по белым праздничным снегам

Шагала легче, чем по облакам,

 

Чтоб мне в судьбу подмешивать легко

Не черный дым – тумана молоко,

 

И Млечный путь, и лилии долин,

И белым утром журавлиный клин…

 

Чтоб в поле и в заснеженных лесах,

Сердечной болью, сыростью в глазах

 

Напоминали белые листы,

Как были наши помыслы чисты…

 

Чтобы меня избавить от оков

Грехов, ошибок и черновиков,

 

Чтоб я могла сама собою быть -

Земные сроки набело прожить.

​

 

НОЧНОЕ

​

Месяц - скобочка золотая,

Рукописная запятая

Среди звездного многоточья

В черном соннике полуночья.

 

 

Высоко ты, молчанье неба!

Велико, как желанье хлеба

В год голодный,

             как боль разлук –

Для моих опустевших рук.

 

 

Дай коснуться твоих запястий,

Месяц, скобочка от ненастий!

Припорошен небесный путь

 

 

То ли звездами, то ли пылью,

То ли сказками, то ли былью –

Не вдохнуть его, не вздохнуть…

​

 

*  *  *

​

Внезапно, словно папарацци,

Впадая от волненья в дрожь,
На жар лесов и пыль акаций

Спасительно рванулся дождь.

 

Пройдясь, как пальцы пианиста,

По клавишам перил и крыш,

Он превратил все листья в Листа,

В Шопена - шепот, Тверь - в Париж.

 

Всю ночь на улицы и парки

Из выси музыка неслась,

Как будто бешеные парки

Веселую вершили власть.

 

Всю ночь журчало повсеместно

И пело голосами труб –

Слагались рокоты оркестра

Из пальцев, струн, литавр и губ…

 

Быть может, жизнь начать сначала,

Пока гроза не бьет под дых?

О чем там чайка прокричала

В сиянье капель дождевых?

​

 

2001-й год

​

                            Геннадию Базюку

 

На скамейке в Комсомольском парке

Наконец, опомниться – и тополь

Схватится за голову, и клены

К облаку от горя припадут,

 

Потому что в парке нынче август –

Слезы, душно… В голове потемки,

А перед глазами – ветки пихты,

Вскопанная свежая земля…

 

Друг мой, друг мой, больше ты не властен

Над моей судьбой, но в сновиденьях

Примешься еще, и не однажды,

Укрощать капризный карандаш,

 

Линии чертить – как на ладони

Выводить пути и перекрестки,

Звездочки выписывать и тайны, -

Издали мне знаки подавать…

 

Друг мой, друг мой, ты уже не враг мой -

Соглядатай, сторож мой, свидетель.

Ты теперь молчишь и наблюдаешь -

Издали киваешь головой…

​

 

*  *  *

​

Где-то на далекой звезде,

Где-то на планете другой

Сеятель уснул в борозде,

Обхватив планету рукой.

 

Он пахал с утра целый день,

А когда настало темно,

Он в земную влажную тень

Бросил золотое зерно.

 

И заснул – не бог и не бес,

Зерна светляков улеглись…

А над ним в просторе небес

Светляками звезды зажглись.

​

 

*  *  *

 

Ну и что нам с тобой в этой жизни осталось?

Долги ночи бессонные, слепы глаза.

Как стремительна страсть, как прилипчива старость!

Как скупа напоследок обиды слеза.

 

Этот новый поток на тебя не обрушу.

Обижай, обижайся - не в этом же суть!

Я на песню и стих извела свою душу.

Мне ее не вернуть, мне ее не вернуть.

 

*  *  *

 

Отшумела, отпела, отгрезила,

отлюбила я в жизни сполна.

Стану тихо, пристойно, невесело

коротать свою старость одна.

 

Заведу себе домик под клёнами,

буду песни старинные петь,

будет сниться мне юность зелёная

и звенеть колокольная медь.

 

Но, боюсь, не сумею однажды я

усидеть, и себе на беду

со своей неуёмною жаждою

в белый свет, как в былое уйду.

 

Июль 1971

 

​

 

ПРИТЧА О СТАРОМ ЧЕЛОВЕКЕ

​

-Оскудели глубокие реки,

Ты и сам на пустыню похож –

Взор прозрачен, опущены веки…

Так скажи, отчего ты поешь?

 

-Вот когда занавесились звезды

И ударило горе, как медь,

Эта песня явилась, как воздух,

Чтобы сердцу не дать почернеть,

 

Чтобы думы словами заполнить,

Чтоб напевами душу занять –

Эту песню обязан я помнить,

Чтобы вовремя сыну отдать.

 

-Твои речи, признаться, туманны,

И, как старость, загадочен лик.

В горе петь – это страшно и странно.

А когда же ты плачешь, старик?

 

-Слезы, слезы, да что они значат!

И без них я устал и продрог.

Я не плачу – душа моя плачет

И глотает соленый комок,

 

Оттого, что я понял: от века,

Хоть какую принявши вину,

Одинока душа человека,

Словно камень, идущий ко дну.

​

 

*  *  *

​

С кем тебе вольнее, чем со мной?

Пленом я тебя не обижаю,

В золотую клетку не сажаю,

Не томлю напрасно под луной.

 

Я тебе, мой гордый и смешной,

Оставляю милую свободу -

Пусть она постылей год от году…

С кем тебе больнее, чем со мной?