На магистраль
Сомненьем каждый день отмечен;
Живу с собою не в ладу:
Ведь путь отмеренный не вечен,
И тем ли я путём иду?
Но незнакомый ветер дунет
И всё в душе перевернёт,
От душных комнатных раздумий
До романтических тенёт.
Бросаю скучные занятья,
Мой тихий город, Бог с тобой,
Я к вам, ребята, принимайте,
Не за туманом – за судьбой.
Я с вашим адом, с вашим раем
И в светлый день, и в чёрный час,
…Не мы дороги выбираем –
Дороги выбирают нас.
Монолог строителя
Разве можно сейчас – о другом,
Когда сосны в тайге застонали
И пунктиры моей магистрали
Прорастают, как стебли, кругом?
Разве можно сейчас – о другом?
Я забыл в комариной истоме
Свои тёплые думы о доме.
Здесь мой друг.
Здесь мой след.
Здесь мой дом.
Над палаткой моей, над трудом
Злое солнце повисло в зените
Горячо, как мозоль… Извините,
Я сейчас не могу – о другом.
Вот когда отстучим топором,
Да проложим шершавые рельсы,
Да отправимся в первые рейсы –
Обо всём потолкуем. Потом.
Посёлок Звёздный
Нас приютила дикая земля,
Не знавшая ни дыма, ни жилища,
Промёрзшая насквозь, как будто днище
Зимующего в бухте корабля.
Утрами в соснах – ветер-вертопрах,
Классические сопок силуэты,
Туман, однообразные рассветы,
Да эхо отдалённое в горах,
Поспешное смешенье серебра
Двух быстрых речек – Нии и Таюры,
Да хариуса всплеск, да берег бурый –
Вот всё, что нам запомнилось вчера.
Но минул год, как звоном топоров
Народ шумливый огласил окрестность,
Разрезал сопку и расчистил место
Для будущих палаток и костров.
Теперь с горы, содрав мерзлотный клин,
С горы, где на глазах посёлок вырос,
Спускается оранжевый «Магирус»,
Похожий на гавайский апельсин.
И жителя волнует неспроста
Вид новых крыш янтарного настила
И запах свежей краски и опилок –
Он счастлив, как художник у холста.
Он сможет всё, весёлый этот люд.
Он сложит песню и проложит трассу,
И, укрепив сыпучие террасы,
Построит город, не сочтя за труд.
Он вырастет на краешке земли
С характером и дерзким, и весёлым.
Не зря мы полюбили свой посёлок
И именем высоким нарекли.
Таёжное
Неоглядная, милая Родина,
Я в тебе затерялась, как крик:
Из тайги твоей, из непогодины
Мне не вырваться – голос охрип.
Будет завтра не легче вчерашнего,
Потому и привыкла душа,
Словно дерево – листья вынашивать
Всё, чем всякая жизнь хороша.
Труден путь, но иного не хочется,
Хоть и ломит под ношей плечо.
Друг надёжен, и порох не кончился,
Дома помнят. Чего же ещё?
Старый Усть-Кут
Здесь в центре города – предместье,
Овраги, шаткие мостки,
И вздох тайги, и мелколесье,
И россыпь лодок у реки.
Всё тонет – звук, дома, деревья
В холодных северных снегах
И, молчаливая издревле,
Тайга – вся в шорохах и снах.
День тихо прожит. И старинно
Восходит медный круг луны,
И тени между сопок длинно
И так отчётливо видны,
Что мне легко представить сразу,
Как протянулась в эту даль
Не стройка века громкой фразой,
А просто – наша магистраль.
Гости на Нии
Анзору Варламовичу Двалишвили, начальнику строительно-монтажного поезда «Грузстройбам», строящего станцию Ния на западном БАМе
На Нии – гости, а гостям
Здесь каждый рад безмерно.
Их аксакал встречает сам –
Строитель самый первый.
На стол явились и хурма,
И нежная чурчхелла*,
Кедровых шишек кутерьма
Смолою заблестела.
Дух виноградников и роз
И аромат таёжный
Смешались в шутку и всерьёз
Средь суеты дорожной.
И, как грузинская княжна,
Плывёт к гостям гитара.
Она смугла, она нежна
От нийского загара.
Не раз прораб касался струн
Во время перекура,
Когда вставал десятый сруб,
Душистый, как кэхура**.
Когда стучали топоры,
Когда они скучали,
Воспоминанья той игры
В сердцах у нас звучали.
А нынче – гости, и они
Случаются не часто.
И потому светлей огни,
Отходчивей – начальство.
…Сегодня кто-то окрестил
Анзора – Бамашвили,
И он ничуть не возразил.
И мы не возразили.
*Чурчхелла – грузинское национальное лакомство
**Кэхура – зимний сорт яблок
Воспоминанья об Иркутске
Мне снится город по ночам.
Такой родной, такой далёкий,
Многообразный, многоокий,
Что так присуще городам,
И всё такой же молодой,
И всё не может догадаться,
Как трудно было мне расстаться
С его весёлой суетой.
Там кружит голову без слов
Движенье улиц по субботам,
И лист с осенней позолотой
Над позолотой куполов.
Там Ангара летит стрелой,
Мерцая холодом залива,
И так под утро торопливо
Моё прощанье с Ангарой!
Там время сдерживает бег
В живучих двориках старинных:
Ещё пылится на каминах
Какой-то предыдущий век…
Но вот рассвет, и ожил дом,
И с ощущением Иркутска
Мне нужно, как вчера проснуться
Сегодня в городе другом.
Старые знакомые
Спят зимой, в метели белой,
Среди сопок и тайги
Лена, Киренга, Умбелла –
Реки тихие мои.
Реки дикие, как кони,
Что не знали ни седла,
Ни аркана, ни погони –
Лёгок бег, вода светла.
Но пришли такие годы!
Здесь работа – не игра.
И на вспененные воды
Тень узорная легла.
Тень чугунная, стальная,
В ней – реальность и мечты:
Берега соединяя,
Перекинулись мосты.
Глянешь вниз – и сердце тает.
Как с восьмого этажа!
И поныне здесь витает
Дробный отзвук монтажа.
Солнце бликами смеётся.
Здесь, над Киренгой, смела,
Словно тень канатоходца,
Тень монтажника плыла.
Балансируя умело,
Он парил, летел, шагал.
Помнишь, светлая Умбелла,
Сколько он ночей не спал?
Должен, должен непременно
Кто-то помнить эти смены,
Многодневный этот труд.
А в пути, на расстоянье,
Рек знакомые названья,
Как мгновенья промелькнут.
***
В этом мире, огромном и вечном,
Вы не вечны, простые дела,
Но без вас как уйду я в свой вечер,
Как скажу я земле:
«Я была!»?
***
Ветерану управления строительства Ангарстрой Евгении Александровне Лебедевой
Опять метель. В позёмке белой
Пространству будто нет предела,
Как нет предела и тоске.
Снега улягутся не скоро.
Опять лицо белей фарфора,
И боль – то в сердце, то в виске.
Присесть к окну? Лежать в постели?
В угоду доктору? Метели?
Глотать лекарства – всё не зря?
Опять не ладят ритмы крови –
И лоб горяч, и пульс неровен –
С холодным ритмом ноября.
А коже – весело и жарко.
Отложен в сторону Петрарка.
Томиться, думать, ночь не спать…
Вдруг – телефон. Она – в движенье.
И голос:
-Знаете ли, Женя,
Вам нынче двадцать! Как понять?
Всё просто. Помните, однажды
Вдруг, как спасение от жажды,
Южанку север поманил?
С тех пор пролито столько пота…
Всё просто: двадцать лет работы.
А сколько пыла, сколько сил!
…Строитель. Чёлочка, косынка.
Явилась девочка-бакинка
В Сибирь, на ленскую тропу,
Чтоб здесь построить понемногу
Свои дома, свою дорогу,
Характер, принципы, судьбу.
Усть-Кут, старинный и небойкий,
Становится началом стройки,
И к диким ленским берегам
Впервые протянулись рельсы.
И вот уж пробные поездки,
И стук колёс со словом «БАМ».
На этой трассе, на лежнёвых
Нетореных дорогах новых
Меж разномарочных машин
Мелькает газик, как песчинка,
А за рулём сидит бакинка –
Косынка. Чёлка. Апельсин.
Её взыскательному взгляду
Послушны те, а эти рады –
Изволь помочь и рассудить.
И верят мастер непреклонный,
Шофёр, начальник мехколонны,
Что будет так, как должно быть.
… - Алло! Вы слышите? Серьёзно?
Не правда ль, нынче так морозно!
Я поздравляю. Двадцать лет…
А как здоровье? Беспокоюсь.
К тому же скоро первый поезд,
Вы получили свой билет?
***
Нежны и горячи, как будто бы во сне,
Вечерние лучи на розовой сосне.
Ещё сильна жара, и не осела пыль.
Сегодня, как вчера, гоню автомобиль
Дорогою крутой и узкой, как ладонь
Я пленница его, а он – мой верный конь.
Шофёр или взрывник с песочком на зубах,
Бывалый мостовик в болотных сапогах –
Сплошное интервью! – я обращаюсь к вам.
Мне хронику свою писать доверил БАМ.
Но, зная этот путь, и день его, и ночь,
Смогу ли чем-нибудь я времени помочь?
Мне дорого это час, когда тепла трава,
Когда густеет мёд и кругом – голова,
Когда полна душа заботою дневной
И можно не спеша отправиться домой,
И помнить каждый миг, что прожит на земле, –
Как это кроткий блик на золотом стволе.
***
Утешаем себя, утешаем,
Что недаром проходят года,
От друзей, от себя уезжаем –
Не для нас отрезвленья вода.
Только в радуге успокоенья
Вдруг порой пробежит по душе
Паучок ледяного сомненья –
И покоя не станет уже,
Сразу сердце сожмётся смущённо,
И в смятенье растраченный ум:
Вдруг приснится и сын нерождённый,
И поэма, что рвётся сквозь шум,
Прорастёт молчаливым укором
Над остывшей душою твоей.
Где тобою построенный город?
Шум взращённых тобой тополей?
Впрочем, можно другое итожить,
Просто тихо стареть – не беда,
Только что нас тогда растревожит,
Только что нас утешит тогда?
Июнь в предместье
Мы каждой ёлке рады, словно дети.
Здесь ни пилы, ни звона топора.
Как нежно голубеет на рассвете
Парное пламя нашего костра.
Дымок смешался с ароматом пряным,
Легко тайге в игольчатом меху.
И мокрый ландыш голосом стеклянным
Позванивает тоненько во мху.
И мы спешим, спешим насытить зренье
Разгулом цвета, свежестью тонов
И тем вполне рассеять подозренье,
Что ожидает нас успокоенье
В обжитом камне дальних городов…
Разговор с отцом
Отец суров, зря говорить не станет,
Когда-то русый, стал, как дым, белёс,
Как те, среди черёмух и берёз
Луга, куда пришли мы ранней ранью.
Я – в отпуске. Неделя для покоса,
Потом опять лететь на магистраль.
Отец меня расспрашивал серьёзно,
Сощурясь и посматривая вдаль.
Он слушал и о северных морозах,
О Лене, опоясанной мостом,
О том, что дождались электровозов
И что в тайге у нас и стол, и дом…
Был сладок отдых. Были косы остры.
Звенел комар томительно и зло.
-Вам, дочка, больше в жизни повезло, -
Сказал отец. Потом добавил просто:
-У вас вот БАМ. У нас была - война.
«Всему свой срок», - вздохнула тишина.
Вечная мерзлота
1.
Бывает так: когда готовят трассу,
Её от пней и торфа очищая,
Земля, что обнажилась под ножами,
Как будто солью крупной заискрится.
Узнала я, чем пахнет мерзлота
И как она скрежещет под железом.
Земля дохнёт вам вечностью холодной
В лицо и вдруг напомнит старый запах
Цветов, что долго простояли в вазе:
Она засохли, и размокли стебли,
И вместо свежести и аромата жизни –
Дух разложенья и столетней пыли.
Теперь и вам знаком мерзлотный запах,
Хотя земля, не правда ли, для вазы
Немного велика?
2.
Теперь вы знаете, как пахнет мерзлота.
Но не о том я думаю пристрастно.
Какие тайны скрыты здесь напрасно?
Тела деревьев, лёд и темнота…
Как отзовёшься, сонная земля,
На торопливый скальпель человека?
Взбунтуешься? Простишь дороге века?
Обманешь, как коварная змея?
А может быть за совесть и за страх
Ты будешь, преисполнившись значенья,
Как мать, узнавши боль деторожденья,
Держать дорогу нашу на руках?
…Мне вечная открылась красота
В дремучем этом слове – мерзлота.
3.
Какая ты ни есть, ты всем нам мать,
Земля моя!
Дадим земле земное:
Учи нас жить и дух свой понимать –
Тайгу, и степь, и поле овсяное,
Учи дары земные принимать
И труд любой не объявлять войною.
Элегия
В этом старом милой городе,
Где отечества дымок,
Фиолетовые голуби
Важно топчутся у ног.
В этом старом милом городе
Всё я знаю наизусть:
Яблонь свет, что кружит голову,
Двориков старинных грусть,
Пыль дорожную на вороте
И фонтанную струю…
В этом старом милом городе
Лишь себя не узнаю.
Берлинский этюд
Живу впервые в той стране,
Где скорбь и трепет Трептов-парка,
Где в сентябре, как летом жарко,
Но жарче – память о войне.
Как кровь стучит в моих висках!
Как страшно мне с любым прохожим
Подумать вдруг одно и то же,
Хоть и на разных языках!
Представить сквозняки руин,
Рейхстаг, что мёртвым силуэтом
Чернеет там зимой и летом,
И вдруг опомниться: ведь в этом
Повинен был другой берлин!
И размыкаю дум кольцо,
И снова провожу границы.
Мои ровесники в столице
Открыто смотрят мне в лицо…
Рождение самолёта
Чтоб обозначилось в металле
Стремленье вырваться до звёзд,
Слагались тысячи деталей
В стальное сердце, крылья, хвост.
Как будто клеточки живые,
Они таили важный смысл,
И, силы пробуя впервые,
Он трепетал, как нерв и мысль.
Но вот внезапно и нещадно
Нас оглушил моторный гул.
Он разбежался по площадке
И небо враз перечеркнул.
И, уменьшаясь в небе, гулко
Всё удаляется звезда,
Я мы растеряны, как будто
У разорённого гнезда.
Не долго брезжили над кедром,
Где слабо дымка пролегла,
Его наполненные ветром
Серебряные два крыла.
В небе
Когда начинают полёт корабли,
Земля превращается в карту земли.
Цветёт география синим и сонным,
В тягучем тумане тайга и река,
И, грудь наполняя звенящим озоном,
Плывут и касаются щёк облака.
Мельчает вражда, забывается грубость,
Светлей и дороже улыбка земли.
Всё больше планета являет округлость,
Всё ближе звезда, что светила вдали.
Ночной полёт
Там, где тихо, влажно распускались
Астры звёзд,
Там, где месяц, медленный скиталец,
Жёлт и прост,
Там, где льёт лиловые чернила
Холод тьмы –
В небесах строги и молчаливы
Будем мы.
Оставляем землю на востоке,
Луч огня,
Оставляем кофе и восторги –
Всё для дня.
Даже лайнер может ли от шума
Не устать?
По ночам поэтам надо думать,
Людям – спать.
Смолк сосед, забыв своё волненье,
Тих полёт,
И вошло, как сон, оцепененье
В самолёт, –
Слишком загустела в этот вечер
Бирюза,
Слишком напряжённо смотрит вечность
Нам в глаза.
Утро
Возникла, как музыка света,
В аллеях, где август и дождь,
Нагая полоска рассвета,
Ночей сероглазая дочь.
Потом зарумянился воздух,
И щебет проснулся в кустах,
И утра светлейшая поступь
Сменила полуночный страх.
И вот заскрипели ворота,
И первые чьи-то шаги
Упали в дневные заботы,
В открытья, в детали, в зачёты –
На тропы, ступени, круги.
…Я каждое утро не знаю,
Чем кончится день на земле.
Но вечер! Но вечность! Но с нами
И взлёт, и звезда на крыле!
***
Нас день сегодня одарил –
Доверил тайну снегопада.
И мир качнулся и поплыл
Навстречу снегу, будто взгляду.
Сегодня в доме у зимы
Светло, торжественно и немо.
И вот опять дивимся мы,
Что нет земли – сплошное небо.
И хочется душой принять
И снегопада вдохновенье,
И день, как первый день творенья,
И белой бездны благодать.
И чудо это сохранить.
И суетой не осквернить.
***
Твердят скворцы томительное скерцо,
Спешит весна, течёт житьё-бытьё,
Но как мне жить, куда девать мне сердце –
Огромное, наивное моё?
Опять апрель, и с ним опять терзанья,
Неясный гул неясных городов,
Тоска по лицам, голод познаванья
Добра и зла, досуга и трудов.
Но что мои слова! Любая почка,
Любой росток куда мудрей, чем я:
Смысл бытия они исполнят точно,
Не ведая о смысле бытия.
***
Ещё нет-нет и оживёт пристрастно
Простая мысль в моём холодном лбу,
Что мир устроен чисто и прекрасно
И что не стоит нам хулить судьбу.
Во мне живут осенняя прохлада,
И запах рук, что подают мне хлеб.
И утра луч, и влажный шёпот сада,
И взлёт птенца, и людных улиц бег.
И с ними я как будто бы богаче,
И не пустует мой холодный дом.
Во мне живут друзья. Я с ними плачу,
Смеюсь и забываюсь за трудом.
Во мне живёт погибший на войне,
А вы, живой, -
вы умерли во мне.
Апрельский снег
Твоей судьбы совсем не прочна нить.
Ты сын весны или зимы наследник?
О, как мне нужен твой приход последний,
Чтоб сладость ожидания продлить.
В тени укромной к дереву прилёг,
Но всё равно ты таешь у забора
И знаешь, что конец, что скоро, скоро
Спасительный исчезнет холодок.
И я, рабыня белой чистоты,
Снегов январских забывая диво,
Давно смирилась и живу счастливо
Среди ручьёв и птичьей суеты.
И хочется до полночи бродить,
Чтобы унять в душе столпотворенье.
Взлететь. Вдохнуть от вечности. Родить
Ребёнка. Написать стихотворенье.
***
Молчаливая осень,
твой тих и печален пейзаж,
так полна ты дождями
и тёплою тяжестью хлеба,
так роскошно скользит
по лесам золотой карандаш,
так сиротски сквозит
меж ветвями убогое небо.
Из столетья в столетье
костры твои жадно горят,
из минуты в минуту
весна из тебя убывает.
Да ещё этот ветер,
свершая извечный обряд,
словно тайные книги,
прозрачные рощи листает.
***
Я объясниться не умею
С самой собой наедине,
Зачем всё чище и длиннее
Дни, отведённые весне.
И почему просторней воздух,
И не вмещается в груди
Глубокий вздох, и так морозно,
Но столько солнца впереди!
И дни – сплошное обещанье.
О март – пророчество, намёк.
Я так устала от молчанья,
От стужи тьмы и одичанья.
Наговориться дайте впрок!
Душе наивной, как синица,
Уже не терпится, не спится,
Летит и тенькает, чуть свет.
Не важно, сколько март продлится,
А важно то, что ветке снится
Листок, протянутый в рассвет!
Яблоня на улице Сибирских партизан
Давно пора высокой купе
Зазеленеть, как год назад,
Но май суров и неподкупен,
Ветра раскачивают сад.
Скупится солнечная нега,
Продрогли сад, и луг, и лес,
И то и дело призрак снега
Маячит с сумрачных небес.
Ну что поделать ей с собою?
Устала ждать заветный срок.
Звенит под тонкою корою
Цветов и листьев голосок.
Он всю неделю ветки точит.
И вот из недр, из темноты,
Как целый ряд зубов молочных,
Прорезались её цветы!
Ещё листвою не одета,
Цветёт, невзгодам вопреки,
Провозгласив начало лета
Одним движением руки.
…Мне тоже быть сильнее надо.
И, с садом чувствуя родство,
Учиться жить хочу у сада,
У первой яблони его.
***
Мне ваша власть необъяснима.
Я с удивлением гляжу,
Как я всё мимо, мимо, мимо.
Всё мимо дома прохожу.
А вы, без грусти и печали,
В объятьях дальних городов
Легко и щедро расточали
Теченье лет и нежность слов.
Ив шумных, ветреных столицах
В толпе людей, в реке машин
Вы видели на чьих-то лицах
Такой же преданности гимн?
Но всё напрасно: чувств лавина
И слов и дел ненужный хлам,
А вы всё мимо, мимо, мимо –
К другой любви, к другим ногам.
***
Люблю февраль – он пахнет мартом.
Такие синие ветра
Почти с мальчишеским азартом
Влетели в улицы вчера.
И обожгли своим ознобом,
И город понял: он спасён
От подагрических сугробов,
От погруженья в сплин и сон.
О, рыхлый снег у тротуара
И воробьиная возня!
И возле губ клубочком пара
Такое слабое: «Весна…»
Равновесие
Когда зима, печаль и холода,
И воля жить стояла под сомненьем,
Уже не я – вся плоть ждала, когда
Пошлёт весну природы добрый гений.
Но вот пора. И, кажется, пришла.
Являет снег картину разрушенья,
И с первого под крышами стекла
Летит капель на скорости крушенья.
Я встрепенулась, как от спячки – зверь.
И влажный ветер мне ласкает кожу,
И запах юга проникает в дверь,
И по ночам неведомое гложет.
Неужто я полмесяца назад
Вполне смирялась с участью своею,
Едва дышала и ходила в сад,
В лохматый мех укутывая шею?
Но по законам листьев и травы
Я с каждым мартом заново рождаюсь,
И не отягощают головы
Ни годы, ни сомнения, ни зависть.
***
Негромкий день. Полёт шмеля.
В ладонях паутинка тает,
И золотая чешуя
С деревьев тихо облетает.
Вчера во дворике глухом
Скосили старую крапиву.
Мне жаль её, но запах в дом
Плывёт дремотно и красиво.
Так равноденствия пора
Во всём находит равновесье:
Спокоен лес, и город весел,
И зреют звёзды до утра.
Поезда
Валентине Сидоренко
Поникли травы понемногу,
И август млеет от трудов.
Опять зовут меня в дорогу
Гудки знакомых поездов.
Я не откликнуться не смею
На голос бешеных колёс.
Скользит по рельсам серым змеем
Стальной грохочущий колосс.
О мир, кочующий по миру,
Моя отрава и любовь,
О поезда! Зачем вы – мимо?
Ведь я на ваш явилась зов.
И, ритму вашему послушна,
Сажусь к окну, под шорох штор.
Вагон, ко мне неравнодушный,
Со мной вступает в разговор.
Там проводница, мне подруга,
Стихи читая нараспев,
Везёт на коже солнце юга
И на губах шальной успех.
Её успех не от загара,
Не от вагонной доброты,
Она темна – таких загадок
Её исполнены черты.
Её ума черны чертоги,
Её душа – сплошной пожар.
Наверно в ссоре были боги,
Когда в неё вдыхали дар.
Она берёт меня за плечи,
Садится рядом у окна,
И целый день, и целый вечер
Решаем, чем судьба полна.
И, проезжая цепи станций,
Поём вдвоём и по одной
Белогвардейские романсы
Под пролетарскою луной.
И так – до самого Иркутска.
И не успеешь на пути
Остановиться, оглянуться,
Или понять – что впереди?
Иркутская весна
Была весна, и город был томим
Неясной жаждой влаги и апреля,
Последний снег был жалок и растерян,
И плавал в парках сизоватый дым.
Смущённая огромностью своей,
Душа моя готова хлынуть горлом,
И песней, как дождём, заполнить город,
И ликовать, как в роще соловей.
Она опять свободна и смела
И не умеет удержать восторга…
Румянец юга и загар востока
Несёт апрель на кончике крыла.
***
Ах, этот дождь!
Как серая стрела,
Он был пропущен через всю неделю.
Так тихо надо мной прошелестели
Гусиной стаи влажные крыла,
Как грустно, что надолго заперта
Калитка в сад, что тает лес багряный,
Что всё неповторимо, бренно, странно,
Что всюду рядом – суть и суета.
У открытого окна
Пусть будет слышен шум дождя.
Его задумчивые речи
Прольются тихо шелестя,
На листья, зонтики и плечи.
Коснётся слуха шепоток –
Но сердце вряд ли растревожит.
Рассыпал бойкий топоток
До нитки вымокший прохожий.
Дождя задумчивая лень
Как колыбельная для взрослых.
Колышет бесконечный день
Свой полосатый влажный воздух.
У веток пальцы тяжелы –
Там набухают гроздья влаги.
Почти касаются земли
Сирени спущенные флаги.
И в упоительную хмарь
Так хорошо поверить снова,
Что не иссякнет календарь
И что послушным будет слово.
Что без конца твоя тропа
По этой жизни будет виться,
И друг спасёт, и дом приснится,
И не обманет нас судьба.
***
Мы так давно не говорили
О том, что день богат и мил,
Что две недели не топили
И две недели дождик лил,
Что душно роза увядает,
Что в луже тополь отражён,
И что никто того не знает,
В какие сны он погружён.
Что сердце, чуткое когда-то,
Принадлежавшее двоим,
Склонилось в сторону заката…
Но мы о том не говорим.
***
Который день, который раз
Живу и думаю о вас,
Как умирающий о лете
В холодный предзакатный час.
Лицом – ни к другу, ни к врагу.
Какая новость – на бегу,
В толпе, на улице, в трамвае
Я эти думы берегу.
Помилуйте, легко ли мне,
Всё забывающей вполне,
С душой, изменчивой, как ветер,
Гореть на медленном огне?
С душой изменчивой, как ветер,
Как умирающий – о лете
Который день, который час
Живу – и думаю о вас.
Мироощущение
В извечной мирской простоте
Созвездия ходят над нами,
Пружинит земля под ногами,
И травы растут в темноте.
Такой непонятной порой
Ты слышишь – Вселенная дышит,
Минуты шуршат, словно мыши,
И ползает жук под корой.
И ты среди крошечных звёзд
И сосен огромных и синих,
Бываешь растерян, не в силах
Почувствовать собственный рост.
Ты можешь, нагнувшись, искать
Звезду, что в распадок упала,
Но срезать пруток краснотала –
Тут нужно на цыпочки встать…
***
Страдаем, мучаемся, плачем
Мы потихоньку от людей
И проявления страстей,
Как мелочь, по карманам прячем.
Друзья поймут, а для других –
Спокойный взгляд, улыбка, смелость,
И, слава Богу, нет им дела
До тайных бурь и слёз твоих.
Любая боль – тяжёлый гнёт,
Но, не садясь в чужие сани,
Пустяк переживём мы сами,
Большое – нас переживёт.
***
Раздвинуть шторы в этот ранний час,
Впустить рассвет на бледный подоконник.
Трамвайной трелью день летит на нас
(Такой парной!), как молоко в подойник.
Ты скажешь: как прозрачен этот миг.
И первый шорох листопад умножит.
И добрый день к тебе наклонит лик –
Так только добрый день начаться может.
Южное
Надвигаются сумерки влажно,
Замедляет дыхание бриз,
Мне теперь абсолютно неважно,
Кто спускается медленно вниз
По тропе, что лежит меж камнями,
Там, где в листьях цикады снуют,
И где запахи густо под нами,
Как медовые соты, плывут.
У меня ни пути, ни сомнений.
Отдыхаю на зыбкой волне.
Может, кто-нибудь в роще осенней
Даже тихо завидует мне,
Может, где-то и вы догадались,
Что в лазурный, что в дымчатый час
В успокоенном море купались
Мои нежные думы о вас.
И душа устремилась на север,
Расплескала крылами зарю.
Там не розы, а розовый клевер…
Ах, не то я, не то говорю!
Пока живу…
Пока живу я на земле,
Стелитесь, травы, под ногою,
Танцуйте, бабочки, во мгле
Передвечернего покоя.
И золотая пыль в луче,
И лопухов большие уши,
И жук зелёный на плече –
Всё, что живёт, волнует душу.
И столько будет слов и слёз,
Дождей и ожиданья снега,
Что вдруг покажется всерьёз,
Что вечно всё, как вечно небо.
Но звёзды падают в траву,
И утро на закат похоже.
Живите все, пока живу,
…Когда умру, живите тоже.